Мой проект начался с брошюрки, вложенной в журнал. Журнал был предназначался в основном читателям из среднего класса, а брошюра, вложенная в него, была написана какой-то национальной благотворительной организацией. В самой брошюре говорилось о педофилах. Ее обложка была оформлена в виде вырванного из газеты заголовка, гласившего что-то типа «Самый плохой педофил Великобритании» или «Педофил совратил мальчика 14-ти лет с тем, чтобы вовлечь его в занятие сексом». Авторы брошюры настаивали: «Поскольку педофилы организованы, мы должны быть организованы еще лучше. Поскольку педофилы коварны, мы должны быть умнее. Поскольку их много, мы должны получить поддержку еще большего количества людей, и чем больше становится их, тем больше мы нуждаемся в вас» (значительная часть таких «благотворительных» организаций и Обществ Милосердия на Западе управляются бездельниками, которые живут за счет собранных пожертвований. Они существуют в виде религиозных сект или организаций, отстаивающих права животных, они борются с курением или педофилией, совершенно не понимая всей сути проблем, т.к. профессионалы и специалисты никогда в такие организации не вступают, прекрасно понимая степень дилетантства «борцов». - прим. переводчика).
Изображения сексуальных совратителей детей, которые были представлены в брошюре, сводились к тому, что педофилы коренным образом отличаются от всех остальных людей: хитрые, нелюдимые, ловкие и страшные существа, представляющие возрастающую угрозу обществу, бесчеловечно злые.
Эта брошюра всерьез меня обеспокоила. Звучало как-то неискренне. Все теории и исследования, посвященные событиям прошлых веков, говорили о том, что монстров не бывает. На свете не существует никаких «мы» и «они». Никто не бывает ни всецело злым, ни всецело добрым. Мы все способны причинять боль и быть ужасно жестокими, и мы все способны бескорыстно о ком-то заботиться. Упрощенный взгляд на педофилов, как на «них», которые отличаются от нас, идет вразрез со всеми исследованиями социологов. И он идет вразрез с воспоминаниями тех взрослых мужчин и женщин, которые в детстве оказались жертвами сексуальных преступлений. Эти преступления совершались людьми, которых они любили и которым всецело доверяли, а отнюдь не монстрами, которых они боялись и ненавидели. И что еще более важно, это никак не сообразуется с основополагающим фактом: жертвами сексуальных преступлений оказываются около четверти всех девочек и , по меньшей мере, десятая часть всех мальчиков (Itzin 2006). И это еще больше убеждает в том, что не существует четко обозначенной границы между «мы» и «они». Как уже говорилось в части I , сексуальное влечение к детям и сексуальные контакты с детьми, так или иначе, присущи очень большому проценту населения земного шара. Мое стремление дать ответ тому, что говорилось в этой брошюре и привело меня к проведению одного спекулятивного эксперимента, который целиком отразился на моем исследовании и, как следствие, повлиял на книгу.
Представьте на минуту, что вы взрослый (или подросток) с вполне адекватным мышлением, типичной моралью и связями в обществе. И вас очень тревожит обнаруженные у себя за последние несколько месяцев или лет сексуальные чувства по отношению к детям. Вы чувствуете, что могли бы воспользоваться некоторой информацией или советом, которые вам помогут справиться с тяжелой ситуацией. Что бы вы сделали?
Вы бы:
- Обсудили свои новые чувства с супругом/партнером или кем-то из других близких вам людей?
- Обратились бы за советом к профессионалу, например, вашему участковому доктору или психологу?
- Бросились бы в библиотеку и поинтересовались, нельзя ли получить книгу «Как побороть у себя педофилию» или что-то в этом роде? (Любопытно, но американцы, выпустив массу пособий в серии «for dummies» (для чайников) от способов приготовления омлетов до устройства циклотрона, до сих пор не выпустили в этой серии книгу о педофилии - прим. переводчика)
- Тихо зайдете в интернет, когда никто не видит, и постараетесь выяснить что-то там?
Наиболее возможная реакция для большинства людей, воспользоваться относительной анонимностью интернета для первого знакомства с самим собой. Их первым шагом окажется слово, набранное в поисковике Google, например слово «педофил». Google представит результаты на множестве страниц, используя алгоритм, согласно которому, на первых местах окажутся наиболее релевантные и чаще всего используемые ссылки. И после каких-нибудь трех-четырех кликов мышкой (зависит от уровня сетевой активности), человек попадет на полностью легальный про-педофильский сайт (такой, как Puellula, упомянутый ранее в этой книге, ныне не существующий)
(вместо несуществующего ныне сайта Puellula, можно легко найти множество других сайтов, таких как ipce: http://www.ipce.info/ или онлайн-энциклопедия newgon http://newgon.com/wiki/Category:Official_Encyclopedia - прим. переводчика),
где он сможет получить объемную информацию, множество советов и поддержку, включая и мнение, что сексуальное влечение к детям может оказаться весьма положительным опытом, как для взрослого, так и для ребенка. Это те самые сайты, на которых выложена информация о взглядах и мнениях людей, которые и составили предмет моего исследования. Это альтернативные рассуждения о педофилии и сексуальных контактах между взрослыми и детьми, которые легко доступны в Интернете, и которые к тому же резко отличаются от ежедневной словесной каши, заваренной либо на сухой бюрократической бездарности социальных работников, либо на такой же беспомощной, сенсационалистской упрощенности масс-медиа.
Будучи весьма обеспокоенной толкованием слова «педофил», которое навязчиво предлагалось в брошюрке Общества Милосердия, я написала две заметки о «переосмыслении педофилии», которые потом представила на Медицинско-Социологической Конференции Общества Британских Социологов в Йоркском университете в 2005 году и на Общенаучной Конференции по изучению Человеческих Пороков и Злоупотреблений (Interdisciplinary Conference on Wickedness and Human Evil) в Зальцбурге в 2006 году. В феврале 2006 года я получила короткое сообщение на е-мейл от кого-то из США, который прочел выдержки из моих заметок, опубликованных на сайте конференции, и просил меня прислать полную копию этих заметок. Обратный е-мейл адрес убедил меня, что письмо было отправлено с про-педофильского веб-сайта. Я ответила, приложив к письму копию заметок, и намекнув, что была бы очень рада переписке с людьми, которые сами себя идентифицируют как педофилы. Мне ответил некий «Даррен»:
Спасибо, что ответили на мой запрос. Я испытываю, по-видимому, врожденное чувство, которое принято называть «сексуальное влечение к детям» … Я убежден, что для детей, которые оказываются втянутыми в сексуальные отношения со взрослыми существует значительный риск, и я не поддерживаю идею снижения возраста согласия в законах. Я согласен с тем, что детская порнография приносит вред моей группе и обществу в целом. Я считаю, что те репрессии, в условиях которых живет эта группа людей, вызвана склонностью общества к крайним мерам… Что касается того, что лежит за пределами ориентации, то я ничуть не отличим от остального общества. Я консерватор, христианин по вероисповеданию, республиканец; я голосовал за Джорджа Буша и являюсь сторонником Тони Блэра… Я женат и имею детей… Я с удовольствием приму участие в любом диалоге, который будет полезен в Вашей работе. Я всего лишь человек, и многие просто не могут понять, что мне свойственны те же заботы и стремления, что и им в обществе. Я очень ценю то, что Вы делаете.
(Даррен, из личной переписки 2006г.)
В следующих письмах Даррен поведал мне о том, как был «жестоко избит и изнасилован из-за своей ориентации», и сказал, что его едва не убили, узнав, что он педофил. Как и Дэвид, с которым мы встретились в части I, Даррен обеспокоился своей ориентацией, едва перешагнув подростковый возраст. Как и любой, кто когда-то подвергся сексуальному совращению в детстве, Даррен «ненавидел хранить тайны в себе» и поэтому, в отличии от Дэвида, решил, что должен поговорить с кем-то о своих чувствах и рассказал обо всем школьному психологу. Выслушав, психолог оставила Даррена одного в кабинете на целых два часа, заставив сильно волноваться, пока не явилась с работницей социальной службы, которая определила Даррена в психиатрическое отделение. По дороге в психбольницу, работница дала Даррену совершенно ясно понять, что больше всего на свете она ненавидит педофилов. И через несколько часов, прошедших после первых рассказов о том, что его беспокоило, Даррен оказался привязанным кожаными ремнями к кровати. Вокруг него стояло четверо взрослых. Один из них расстегнул Даррену брюки, взялся за пенис и, щелкая ножницами, стал угрожать, что отрежет его. В ту минуту Даррен был совершенно убежден, что именно это сейчас и произойдет. И учитывая то, что Даррен и сам в то время был всего лишь ребенком, такая форма «защиты детей от насилия» кажется, мягко говоря, немного странной.
Когда Даррен попросил о встрече с родителями и о том, чтобы ему предоставили нормальную помощь, ему сказали, что такое лечение ему назначил судья, и никто не намерен его слушать. Лечение заключалось в том, чтобы сидеть на твердом деревянном стуле лицом к стене, всю неделю ежедневно, с семи утра до одиннадцати вечера, с пятиминутным перерывом на то, чтобы сходить в туалет под присмотром приставленных к нему работников, готовых применить насилие в случае, если он откажется что-то выполнять. К Даррену неоднократно применялись «меры усиленной дисциплины, которые длились от 24 часов в сутки до сорока, в течении нескольких последующих лет». Лечение, которое Даррен получил тогда и впоследствии, не «вылечило» его от педофилии, и напрочь лишило его склонности к откровениям относительно своих чувств и поступков. Как он сам заключает, «я перестал чувствовать боль. Это была трудная жизнь, которой я никому не желаю». Как и в отношении подозреваемых, сосланных в Залив Гуантанамо (Guantánamo Bay, залив, находящийся на юго-востоке Кубы и принадлежащий США. С 1898 года там располагается военно-морская база США, а с 2002 года тюрьма для подозреваемых в причастности к движению Аль-Кайда и Талибан, вина которых не доказана - прим. переводчика), осужденных лишь за социально неприемлемые мысли и взгляды, в отношении Даррена не было судебного процесса, и его наказали не за совершенное преступление, а за возможный вред, который он мог принести своими девиантными мыслями обществу. Но это лечение не заставило его бояться своих педофильских наклонностей. Радикальные методы лечения сделали из него радикального политического борца.
Наряду с тем, что Даррен поведал мне о своем собственном опыте и мыслях, он еще сказал: «Я встречался с несколькими сотнями людей с сексуальным влечением к детям, не совершающих сексуальных преступлений. Многие из них признались мне, что я первый и последний из тех, кому они о себе расскажут, и не от жажды приключений, а от безысходности».
Тот факт, что Даррен оказался активным членом «сообщества педофилов» и имел связь со многими сексуально-ориентированными на детей людьми, сделало его идеальным проводником в тот мир. Получив этот удачный шанс, я приступила к собиранию данных.
- Оставить комментарий
- 755 просмотров
Последние комментарии
Ещё RSS